"Невыносимая легкость бытия" (Чешское название: Nesnesitelná lehkost bytí) — роман Милана Кундеры, написанный в 1982 году и впервые опубликованный в 1984 во Франции. Действие происходит в 1968 году в Праге.
Согласно Кундере, бытие полно невыносимой легкости, потому что каждый из нас живёт всего один раз: «Einmal ist Keinmal» (нем. «единожды — все равно что никогда», то есть «то, что произошло однажды могло совсем не происходить»). Значит каждая жизнь несет в себе таинственную случайность, каждое наше действие не может полностью предопределить наше будущее. Любой выбор не отягощен последствиями, а потому не важен. В тоже время наши действия становятся невыносимыми, если задумываться о их последствиях постоянно, потому жизнь можно охарактеризовать как «Невыносимую легкость бытия».
Первое издание на чешском языке вышло в 1985 году издательском доме «68 издателей» (Торонто). Во второй раз на чешском языке книга вышла в октябре 2006 года, в Брно (Чехия), спустя 18 лет после Бархатной революции (до тех пор Кундера не признавал её).

8/10
Эстетская ретро-драма с элементами мелодрамы

Эта американская картина, представляющая собой вариацию на темы романа чешского эмигранта Милана Кундеры, стала одной из популярных лент сезона 1988 года. Что было, пожалуй, связано не только с двадцатилетием тех трагических событий, когда в августе 1968 года в Прагу вошли танки стран Варшавского договора. Прежде всего, авторам фильма удалось (и в первую очередь это следует сказать о режиссёре Филипе Кауфмане) задеть «нерв времени», сделать рассказ в равной степени близким и привлекательным не для одних лишь чехов, но практически для зрителей многих стран и, что самое важное, для американцев, мало заботящихся о том, что не входит в сферу их «национальных интересов».

Конечно, можно было бы объяснить повышенное внимание к «Невыносимой лёгкости бытия» эротическим содержанием картины (вот и у нас она была впервые показана на Московском кинофестивале в рамках программы, посвящённой теме секса в кинематографе). Но, как и в случае с «политически криминальным» сюжетом, провокационная эротика, к счастью, не стала самоцелью (в отличие от последующей работы Кауфмана — «Генри и Джун» о писателе Генри Миллере, его жене и любовнице, писательнице Анаис Нин).

Постановщик «Невыносимой лёгкости бытия» вместе со своим соавтором сценария, французом Жан-Клодом Карьером, известным по плодотворному сотрудничеству с Луисом Бунюэлем, извлёк из большого романа Кундеры лишь основную сюжетную линию и разыграл её как бы в трёхчастной сонатной форме: анданте, скерцо и адажио. Молодой нейрохирург Томаш беззаботно проводит время в любовных приключениях, покоряя женщин — и рафинированных интеллектуалок типа художницы Сабины, и внешне простушек вроде провинциальной официантки Терезы. Он даже не подозревает о том, что вся жизнь резко изменится после пражских событий августа 1968 года.

В фильме частично проявилась типично американская страсть к мелодраматизации истории, показу значительных событий с точки зрения отдельных индивидуальностей, попавших в общественный водоворот. Тем не менее, режиссёру удалось передать главное, такое неуловимое и ускользающее — дух эпохи, «воздух времени», настроения «пражской весны». У Филипа Кауфмана, американца, были свои ассоциации, которые помогли ему воссоздать замечательное состояние свободы, раскрепощённости, «невыносимой лёгкости бытия» накануне вторжения войск в Прагу. Для него это — вариант того, что произошло в том же 1968 году в Париже или Беркли. Поэтому знаменательно, что снимая пражскую натуру в городе Лионе, Кауфман вместе с французским художником Пьером Гюфруа и шведским оператором Свеном Нюквистом смог прекрасно и узнаваемо (даже для чехов!) воспроизвести минувшее. И почти без зазора, видимого лишь профессионалам, совместил хронику «пражских событий» (были использованы кадры из документальной ленты «Пражская оратория» Яна Немеца) со стилизованным изображением снятых спустя двадцать лет сцен с участием вымышленных персонажей.

Постановщик сумел философски осмыслить время, воспроизвести на экране поток жизни, который несёт героев вместе с собой, не давая им опомниться, хотя бы разобраться в собственной судьбе. Они существуют с некой отрешённостью, словно находясь далеко-далеко от реальности, пока она не вмешивается жестоко и безжалостно в их жизнь, корёжа её и ломая, делая действительно «невыносимой» в уже изменившейся, потерявшей «лёгкость бытия» стране. Пожалуй, картина несколько «провисает» в третьей части, в «адажио» — после возвращения Терезы и Томаша из Женевы, куда они попытались сбежать. Но неожиданный и закономерный финал оправдывает затянутые эпизоды, которые знаменуют, по точному определению сценариста Карьера, «долгое сошествие к смерти». При помощи инверсии, перестановки сцен Кауфман добивается максимального эффекта: мы уже знаем из письма, полученного и прочитанного Сабиной в Америке, что Томаш и Тереза погибли, а они ещё веселятся на танцах в сельском трактирчике, едут домой, не зная, что «срок измерен», их жизни положен предел, и ничто не поможет, чтобы она «продлилась».

Глядя из 80-х годов на уходящие в небытие 60-е, Кауфман позволяет зримо ощутить, как приходит конец юношеским иллюзиям, светлым надеждам и призрачным мечтам тех, кто познал «невыносимую лёгкость бытия» в Чехословакии, встретил «прекрасный май» в Париже, был «беспечным ездоком» и наигрывал «пять лёгких пьес», странствуя бесцельно по дорогам Америки. Это время прошло, споткнувшись на бегу. Какая разница — как умереть: дорожная катастрофа в фильме Филипа Кауфмана намеренно случайна и нелепа. Смерть как вершительница судеб остаётся за кадром, будучи неперсонифицированной и непознанной силой — и от того ещё более неотвратимой. Эта эпоха была чревата гибелью, потому что неслась свободно и бездумно.

1989